И снова мы идем по Восточному Саяну
Часть 3. Сплав
28 августа - двадцать первый день похода. Впереди еще двести пятьдесят километров, правда, теперь уже по воде. После "пешки" это уже "разлагаловка", хоть и ждут где-то там четыре порога.
Отплытие флотилии, состоящей из шести катамаранов, назначено на одиннадцать часов. Лагерь похож на потревоженный муравейник: снуют туда-сюда люди, тащат вещи, упаковывают продукты и кухонную утварь, привязывают к рамам катамаранов бочки, исчезают в рюкзаках палатки. Последний штрих - прибрать мусор на месте стоянки. Почти все готово, катамараны спущены на воду, лишь сиротливо стоит на берегу несобранная "двойка" Леши с Сашей. Еще не чувствуя надвигающейся беды, я захожу в избу. На нарах, одетая для сплава, безучастно глядя в потолок, лежит Саша. Неимоверно раздувшееся лицо, руки, ноги и даже бока и живот... Пытаюсь нащупать пульс. Нитевидный, едва пробивается... Прошу у Сергея Анатольевича часы (они у него с секундной стрелкой).
Мне трудно сохранять невозмутимость. Все мои чувства всегда отражаются на лице. Не надо быть физиономистом, чтобы понять, что просьба моя не случайна.
- А что случилось?
- Пока не знаю.
Снова ловлю еле ощутимую ниточку вены, считаю - около пятидесяти ударов в минуту. Побледневшая, сухая кожа. Слышу тихий Танин голос над ухом.
- Мама, это водянка.
Не может быть и речи о самостоятельном сплаве. Необходима рокировка. Сашу нужно уложить на "четверку", отправив к Леше одного из ее экипажа. На одной "четверке" идет молодежь. Туда нельзя. Командиром на другой - папа-Саша. Я еще не забыла его последнего откровения, поэтому должна сначала морально настроить себя на разговор. Пока я гасила затаившуюся в душе обиду, подошла Таня.
- Мама, Сашку положим к нам, а ты пойдешь с Лешей.
И хотя я считаю это решение не совсем правильным, соглашаюсь, не желая накалять и без того неблагоприятную обстановку. Кроме того, я знаю, что на Таню можно положиться.
Подхожу к Сергею Анатольевичу.
- Дойдем до охотничьей базы, там есть рация. Попытаемся вызвать вертолет. Я останусь с Сашей, а вы отправляйтесь дальше.
...Уже к вечеру, но еще засветло, причалили к длинной галечной отмели. Жилья не видно, лишь над кустами возвышается огромная бочка для вертолетного топлива, выкрашенная серебристой краской.
Хочу помочь Леше вытянуть катамаран, но он машет рукой.
- Идите, я сам.
Малозаметная тропинка ныряет прямо в заросли кустов, пробегает по небольшому мостику над оврагом к виднеющимся среди деревьев строениям. В аккуратном чистом домике Сергей Анатольевич и дядя Вова уже разговаривают с единственным обитателем базы. Совсем молодой человек, стройный и нежный как Лель, совершенно не вписывается в суровую простоту таежного бытия. Недоверчиво и явно с неудовольствием смотрит на непрошеных гостей. Но мне не до реверансов.
- Скажите, у вас есть рация? У нас в группе больной.
- Есть, - обнадеживает лаконичный ответ. Однако радоваться еще рано.
- Вот у меня расписание. Я выхожу на связь утром. Только уже несколько дней никто не отвечает.
Вот это да! "Ну что ж, не из таких ситуаций выходили", - обречённо думаю я, стараясь подавить подступающее отчаяние.
Наконец причалила и "четверка". С помощью дяди Вовы устраиваю Сашу на нарах в теплой вместительной избе. Здесь же остаются Илья с родителями, Андрей Козлов и, конечно, сам хозяин, дядя Вова и я.
Дядю Вову не узнать. Он вихрем носится, мелькая одновременно в разных местах, устраивая на ночлег ребят: кого в маленькую, но очень теплую сторожку с печкой, кого - в лабаз, а кого - в сарай. Каждому нашлось место на маленькой, затерянной в Саянской глуши метеостанции.
Ужин варили на костре, но начавшийся дождь загнал всех под крышу. Собравшись группами в наиболее теплых местах, ребята коротают вечер.
Дядя Вова, отмахнувшись от осуждающего взгляда местного сторожила, по-хозяйски вытаскивает из склада чай, спички, большую банку тушенки, солянку, конфеты. Он явно бывал здесь раньше. Не забыл и про свое обещание закоптить сало. Быстро растопил печь, разложил куски в коптильне, и потом всю ночь будет бегать туда, подбрасывать дрова, а утром, довольный, отдаст нам приятно пахнущий подрумяненный продукт.
Осознав, что помощи скорей всего ждать неоткуда, я заглянула в местную аптечку. Она оказалась совсем бедной. Видимо, лесные обитатели были уверены в своем здоровье или надеялись на другое лекарство. Еще не зная, что предпринять, я снова отправилась в лес за брусничником или хвощом.
У Саши от физической и нервной перегрузки полностью отказала система выделения жидкости из организма. Надо было срочно найти способ обезвоживания: мочегонное, рвотное средство или хотя бы каким-то образом вызвать потоотделение. Может достаточно будет как следует прогреться, чтобы заработали почки.
Так я рассуждала вслух, сидя вместе со всеми обитателями избы за столом после ужина.
- Тётя Таня, тогда Сашку надо в баню! - незамедлительно делает логический вывод Андрей Козлов. Дядя Вова подхватывает:
- Завтра и соорудим. Банька у нас тут, что надо!
Предлагая Саше выпить мочегонный настой и теплую соленую воду, борюсь с сомнениями: организм и так уже переполнен жидкостью, а я еще добавляю. Но других средств под рукой нет. Тепло укутываю ее, накрыв спальник одеялами и курткой.
Ночью наступает кризис. Вода хлещет из обессилевшей Саши, как говорится, изо всех дыр. Я едва успеваю вывести ее за порог, перешагивая через спящих на полу людей, и прикрыть дверь. Пятнадцатиминутный перерыв и - опять за дверь. Так продолжается до утра.
Часа в три, когда мы с Сашей в очередной раз вернулись в избу, на пороге появился Сергей Анатольевич.
- Ну, как тут у вас?
Я объясняю, и вдруг слышу в ответ:
- И у нас так же.
- Что случилось? - встревожилась я.
- Эдику плохо.
Взглянув на Сашу, лежавшую без движения, беру с собой марганцовку, теплую воду с солью, градусник, таблетки и спешу в лабаз.
Эдик, бледный как полотно, с трудом поворачивает ко мне голову, не в силах подавить приступ рвоты. Градусник не требуется, и без него ясно, что температура высокая. Жаропонижающее давать бесполезно: Эдика буквально выворачивает кишками наружу. Между делом выясняю причину отравления - опять красная смородина!
Сергей Анатольевич принес из сторожки теплую воду. Дима, подбросив дров, поставил на печку чайник. Воды потребуется много. Даю Эдику выпить разведенную марганцовку. Снова содрогается тело, борясь с интоксикацией.
Вдруг, ощутив какой-то внутренний импульс, оставляю кружку с питьем, успокаиваю Эдика, укрываю потеплее и, пообещав вскоре вернуться, тороплюсь под дождем обратно в избу. И вовремя - Саша, бледная и ослабевшая, измученная непрерывными приступами, пытается самостоятельно подняться с постели.
Так и прошла у меня эта ночь в метаниях между избой и лабазом. К утру Эдику полегчало, и, благополучно проглотив, наконец, таблетку парацетомола, он уснул, пригревшись в спальнике под ворохом одежды.
С Сашей было хуже. Утро не принесло облегчения. Температура упала, ртутный столбик едва дотягивал до 35 градусов. В глазах все то же безучастное равнодушие.
Никогда не забыть мне эту ночь. Я испугалась второй раз в жизни. Мне снова показалось, что я могу потерять свою дочь навсегда. Но и в эту трагическую ночь не обошлось без курьезов.
В избе было три места на нарах. Остальные спали на полу. Вернувшись глубокой ночью после одной из отлучек, я увидела за столом Андрея с папой Сашей. Они пили чай с копченой рыбой и мечтали.
- Эх, под такую рыбку пивка бы сюда!
Почему-то меня совсем не удивило, что ребята не спят среди ночи. Ведь не спала же я.
- И вам не спится? - машинально спросила я, думая о своем.
Мой невинный вопрос привел в восторг жизнерадостного Андрея. Он даже задохнулся от нелепости моего предположения. Почему еще могут бодрствовать молодые, здоровые люди глубокой ночью, если не потому, что им просто-напросто мешают спать! * * *
Утром, после завтрака, Сергей Анатольевич скомандовал сбор и, вместо ожидаемой дневки и бани пять катамаранов были спущены на воду. На базе оставались больные - Саша и Эдик, я и Андрей Козлов. Большой катамаран-"двойка", сшитый накануне похода Димой, был оставлен для нас. Незагруженный, он сиротливо лежал на песке. Мы договорились с Сергеем Анатольевичем встретиться на следующий день к вечеру в устье реки Катун. Там группа остановится для радиального выхода к водопаду.
:Проводив последний катамаран, мы, с неприятным чувством вины за ребят, вернулись в избу. Эдик тоже перебазировался туда. Тревогу и немой вопрос излучали его чистые глаза. Саша пыталась улыбнуться. Больные знали, что все уплывают, и не понимали, почему остаются они. Мы с Андреем объяснили им ситуацию.
Женя, так звали хозяина базы, снова и снова повторял условный код вызова по рации, но ни в это утро, ни в течение дня, ни на следующее утро мы не услышали ответа на его позывной. Приходилось опять надеяться только на себя.
Андрей занялся баней. Часа через четыре она должна хорошо нагреться, а пока дядя Вова с гордостью продемонстрировал нам прелестный недостроенный домик из тщательно ошкуренных бревен. Действительно, было чем похвастать. Теперь становилось понятным презрение, с которым осматривал дядя Вова избу, приютившую нас в устье Левого Казыра. Там, под неободранной корой бревен по вечерам слышался неприятный, скрежещущий, буравящий звук. Это трудились личинки жука-короеда - довольно крупного, никогда ранее не виденного нами, городскими жителями, насекомого.
Здешняя база была метеостанцией. В стороне от строений, на открытой огороженной площадке были установлены самые необходимые приборы для наблюдения за температурой, осадками, ветром и давлением.
Охотой ее обитатели занимались для обеспечения себя мясом. На небольшом огородике сажали картошку и кое-какие овощи. Хлеб пекли для себя сами. С позволения и доброй воли хозяев мы замесили тесто для хлеба. Его здесь выпекали в специальной печи, выстроенной отдельно во дворе. Мы впервые видели такое сооружение. Сразу вспомнилась сказка "Гуси-лебеди": печь среди поля, девочка в русском сарафане.
- Печка-матушка, спрячь меня!
Дрова горят прямо в большом, обитом железом и обложенном несколькими рядами кирпичей, пространстве. Когда дрова прогорают, и печь хорошо нагревается, угли выгребают и сразу же на их место помещают формы с тестом. Количество дров рассчитано так, что тесто успевает пропечься раньше, чем печь остынет. Процедура эта длительная, и за сутки мы успели выпечь лишь две партии хлеба по семь булок. Половину хлеба хозяева, несмотря на причиненные им неприятности, отдали нам.
В обед Эдик выпил кружку хорошо заваренного чая с золотым корнем и поел немного хлеба. Однако кожа его оставалась неестественно бледной, а в теле ощущалась слабость. Его организм был сильно обезвожен, и я считала, что баня ему сейчас противопоказана. Гораздо лучше отлежаться и поспать, а потом было бы неплохо хорошенько поесть.
С Сашей дело обстояло иначе. Колени у нее почти не сгибались, распухли и суставы стоп. Передвигалась она с большим трудом. Баня оставалась единственным шансом в этой ситуации.
Пока местные жители мылись в бане, мы с Андреем коротали время за картами.
:Вскоре появились из бани хозяева базы. Дядя Вова, довольно пофыркивая, приглаживал коротко остриженные мокрые волосы.
- Горячей воды в бане много. Хватит и помыться и постирать, если захотите. Холодная стоит в предбаннике у стенки. Веники я вам запарил. Пар хороший. Мертвого на ноги поставит.
Эдик снова вопросительно посмотрел на меня.
- Так Вы считаете, тетя Таня, что в моем состоянии посещение бани небезопасно?
Эдик часто вставлял в разговорную речь выражения, сформулированные в очень неожиданной литературной манере.
Сумерки уже сгущались над затерянным в горной глуши крохотным, в сравнении с окружающей безграничностью, людским обиталищем. Мы медленно двинулись к баньке, притаившейся среди деревьев. Саша осторожно передвигала негнущиеся ноги, мы с Андреем придерживали её с двух сторон. Короткая тропа заканчивалась у небольшого залива, где можно было при желании окунуться и поплавать.
Горячий воздух парилки рванулся в открывшуюся дверь. Подстелив на полок тряпку, чтобы не обжечь кожу, мы помогли Саше устроиться там поудобнее, и Андрей начал священнодействие. Я наблюдала за Сашиным состоянием по ее глазам, сидя на полу у двери (я не переношу жару, хоть и очень ценю хорошее "чистилище"). Когда Сашины отяжелевшие веки уже с трудом поднимались, мы прекращали "веничный массаж" и выводили ее на лавочку отдышаться.
Парил Андрей профессионально. Одев рукавицы-"верхонки", он брал в обе руки по венику и, едва касаясь листьями тела, быстрыми, почти неуловимыми движениями создавал над ним горячую волну воздуха, пронизывающего человека насквозь. Это было искусное прогревание каждой клеточки, полное очищение пор кожи. Словно какое-то фантастическое, ирреальное, призрачное существо метался над полком бани сгусток энергии. Накинувшись на обессиленную девушку, он врачевал больное тело, воссоединяя его с душой, возвращая ее к жизни.
Пять раз мы укладывали Сашу на полок. У меня уже не было сил находиться в жаркой парилке. Я ожидала конца экзекуции, сидя на лавочке возле бани, когда услышала из-за двери голос Андрея:
- Тетя Таня, подайте холодной водички. Она в последнем ведре у двери.
Приоткрыв дверь парилки, Андрей протянул мне ковшик.
Я набрала воды из последнего ведра, стоявшего у двери в парилку, и подала ковш обратно. Через секунду слышу возмущенный возглас:
- Ну, тетя Таня! Ты что, смерти моей хочешь?!
Оказывается, в том ведре была горячая вода, а холодная стояла у противоположной двери, той, которая вела на улицу. Осторожный Андрей, заметив подозрительный парок над ковшом, не стал сразу обливать себя, а сунул в воду палец, после чего и раздался его крик.
К этому времени мы уже поняли, что парилка дала Саше ожидаемый результат. И этот незначительный эпизод с ковшом воды, благополучно не получивший печального продолжения, вызвал у нас странную реакцию - мы все трое долго хохотали, не в силах остановиться, и все повторяли: "Тетя Таня, дай холодной водички". И долго еще, уже в городе вспоминая удивительную таежную баню, эта фраза сопровождалась невольной улыбкой.
В кромешной тьме нащупывая ногами невидимую тропу, возвращались мы из бани с ощущением легкости и чистоты. А в избе нас ожидало еще одно удовольствие. На столе все было готово для ужина, и дядя Вова торжественно внес огромную сковороду жареной картошки, источающей одуряюще вкусный аромат! Это было изумительно!
Эдик и Саша, да и все мы хорошо и вкусно поели, а потом долго пили чай с золотым корнем, свежеиспеченным хлебом и конфетами.
Дядя Вова был в ударе и развлекал нас забавными байками из собственной, богатой событиями и приключениями жизни. Весь вечер мы смеялись, даже Женя улыбался и выглядел более раскованным. Спать улеглись далеко за полночь, очень довольные друг другом, забыв о недавних неприятностях.
Ночью наши больные спали спокойно. К утру отеки на лице, руках и ногах у Саши уменьшились настолько, что она довольно свободно могла передвигаться и даже сгибать ноги в коленях. Стало ясно, что кризис миновал, она может продолжать поход, да, честно говоря, другого выхода у нас и не оставалось - рация по-прежнему безмолвствовала. Эдик вполне поправился.
Только теперь я вспомнила о цели своего путешествия. Пока Андрей с Эдиком готовили к отплытию катамаран, я обошла территорию базы, собрав множество интересных форм волоснеца, пырея и других злаковых трав. Галечную отмель у реки оккупировали смешанные популяции остролодочников и астрагалов.
Прячась в кустах, за моей работой наблюдали два великолепных кота с роскошной шерстью - полукровки перса. Один дымчато-серый, другой - рыжий. Крупные даже для своей породы, они были грозой мелких грызунов в округе. В радиусе пяти километров вокруг базы они истребили всех мышевидных и бурундуков, охотились даже на белок. Может, конечно, не столько истребили, сколько отпугнули собственным запахом. Серый сторонился людей, предпочитая жить на свежем воздухе. Рыжий, наоборот, был ласков и любил погреться под чужим одеялом.
Тепло попрощавшись с приютившими нас аборигенами, мы погрузили на катамаран подаренную нам часть хлеба и отчалили от берега, настроившись на шесть-семь часов сплава. Однако уже через четыре часа на песчаной отмели за широко разлившимся устьем левого притока увидели яркие пятна катамаранов. Это означало, что мы прибыли на место.
Примерно в километре от устья, куда причалили катамараны, река Катун, зажатая с двух сторон огромными валунами, низвергается мощным потоком с высоты двенадцати метров. Ужасающий грохот слышен задолго до подхода к водопаду. Даже в солнечную погоду здесь прохладно и сумрачно. Высокие каменные стены в любое время дня отбрасывают густые тени. Зрелище борьбы двух природных сил - воды и камня - может кого-то и восхищает, но мне очень неуютно возле мрачной беснующейся воды.
Под водопадом среди оглушительного шума стояли с удочками папа-Саша и Сергей Анатольевич, поминутно подсекая рыбу. Хариус клевал отменно. Тут же находились все остальные ребята. Нам с трудом удалось обратить на себя внимание Сергея Анатольевича. Он поднял приветственно руку, давая понять, что видит нас. Разговаривать не было никакой возможности, но и без слов все было понятно: если больные пришли своими ногами, значит неприятности позади.
Я обошла берег в поисках интересующей меня растительности, отобрала образцы, быстро записала минимальные данные. Времени на детальное обследование постоянно не хватало. Но и то, что удавалось сделать, позволило к концу похода заполнить взятые с собой пакеты.
К обеду вся группа собралась у небольшой избушки, стоявшей в живописном месте при впадении Катуна в Казыр. Рядом с кострищем был вкопан стол с навесом и лавочками Люди, построившие все это, устраивались, как видно, основательно.
Пообедав, мы, пользуясь выглянувшим солнышком, отправились дальше по воде до крупного правого притока Казыра - реки Прорва. Вдоль её правого берега тянется Прорвинский хребет с высотами от 1500 до 2000 метров.
Дельта Прорвы широкая, с множеством рукавов и островков, на которых удобно рыбачить.
Заночевали на отлогом песчаном берегу. С противоположной стороны подступал к самой воде Ветвистый хребет. Отсюда, и по всему течению Казыра у нас была подробная карта-километровка съемки 1963 года с зачеркнутым грифом "Секретно" в правом верхнем углу.
Следующий день, 30 августа, полностью прошел на воде, так как впереди было еще более двухсот километров пути и четыре порога, а уже через пять дней у Гуляевского порога нас должен встречать автобус.
Сплав по реке по физическому и эмоциональному напряжению очень отличается от пешего, а особенно горного, похода.
Течение воды - одно из трех явлений, помимо горения огня и работающего человека, на которые можно смотреть бесконечно. Движущаяся вода завораживает. Она никогда не бывает одинаковой. То перебегает с камешка на камешек, журчит миролюбиво, оживленно рассказывая о своем. То вдруг почти остановится в бездонном омуте и глянет на тебя жутким холодом призрачной глубины. Так и кажется: вынырнет сейчас водяной, обвешанный водорослями, или напугает страшным оскалом белоглазое чудовище.
А то внезапно, сорвавшись с места, бешено помчится, оторвется от основного потока широкий рукав и отправится в автономное плавание, пробивая новое русло. А ты, находясь в начале такой стремнины, отчетливо видишь перепад высот, и мчишься вместе с водой, как с горки, и неожиданно замираешь в стоячей воде широко разлившейся за перекатом реки.
Движется вода, движутся катамараны, проплывают мимо берега. Лес с обеих сторон потонул в поднявшейся от дождей воде. Горы, заросшие лесом почти до макушки, сжимают узкую долину Казыра.
Но не зря Казыр в переводе с тувинского означает "злая вода". Чуть зазевался, и несет судно к завалу на берегу. Если успеешь отгрести - испытаешь на себе силу воды, затягивающую под беспорядочно торчащие бревна. Завал - опасное препятствие. Издали он кажется частью берега, и только в непосредственной близости начинает ощущаться сильное течение, подсасывающее под завал.
На поворотах реки часто встречаются частично подмытые, но еще не упавшие, низко нависшие над водой деревья. Туристы-водники в шутку называют их "расческами". Но это - одно из опаснейших препятствий на реке. Невозможно угадать, когда удерживающую силу корней перевесит масса кроны, и дерево рухнет в воду. Не приведи господи оказаться в этот момент поблизости.
Прошедшие дожди подняли уровень воды в реке, затопили мели, вода поднялась над шиверой и отдельными камнями, где облегчая, а где и усложняя прохождение порогов.
Ниже Денисова ручья отроги хребта Оргак-Торгак-Тайга, переводимого как "Зубчатый лесистый гребень", крепко сжимают русло реки, оставив проход в узком длинном каньоне. Это - двухступенчатый порог Щеки. Перед ним река широко разливается, плещется беспорядочными волнами среди нагромождения некрупных камней.
Не вступая в порог, мы причаливаем к берегу и разгружаем катамараны. Круто вверх поднимается хорошо заметная тропа. Подхватив рюкзаки и баки для еды, ребята скрываются в лесу. Мы с Ильей осторожно карабкаемся по скользкому склону, цепляясь за кусты колючей акации - караганника.
Сверху хорошо виден порог. Сплошное нагромождение камней, потом слив - огромный валун посередине русла, залитый водой. За ним река бьется в скалистый берег и, не сумев одолеть его, круто поворачивает влево. Вода грохочет и пенится. За порогом река вновь резко расширяется, успокаивается - это улово, или суводь.
Илья кричит мне в самое ухо:
- А мы пойдем по по-огу?
- Нет, мы с тобой пойдем обедать, - разочаровываю я внука.
На каменистом берегу залива уже установлены котлы над костром. Пока облегченные катамараны будут перегонять через порог, дежурные приготовят обед.
Ребята переодеваются в гидрокостюмы - пройти порог, не замочив одежду, вряд ли кому посчастливится. У Андрея Козлова "гидрик" из пористой резины, она пропускает воздух, позволяя дышать коже. У остальных костюмы склеены из ткани с водоотталкивающей пропиткой, легкие и удобные.
Извлекаются на свет божий фотоаппараты, видеокамера. Зрители занимают облюбованные места с хорошим обзором на высоком берегу. Настроены объективы. Двое "спасателей" встают с чалкой на страховку. Начинается прохождение порога.
Сергей Анатольевич с группой старших ребят, внимательно осмотрев русло, намечает стратегию прохождения, объясняет младшим, где, когда и куда поворачивать. Первыми идут две "двойки": Сергей Анатольевич с Женей Гайдамаком и Дима Бединов с Андреем Козловым. Все в касках и спасательных жилетах, тщательно закрепив колени в стременах, разбирают весла, отчаливают. Вот они выходят на струю и, следуя ее изгибам, ловко обходят одну гряду, быстро поворачивают и идут поперек русла узким проходом между двумя скальными выходами в виде островов из острых камней. Прошли! Но здесь, сразу же, не давая передышки - прижим, струя воды несет легкое надувное судно прямо на скалу! Ребята работают веслами изо всех сил, отгребаясь от опасного места. Все! Скала позади, но расслабляться рано, прямо перед ними крутой слив, под ним бочка. "Бочка", или водяная яма - образуется за очень мощными и крутыми сливами. Это место с сильным обратным течением воды на поверхности. К тому же, вода в бочках содержит много воздуха, поэтому имеет меньший удельный вес и хуже держит суда.
Сплошная пена! Катамаран исчезает и через мгновение возникает вновь, проходит по струе в опасной близости от торчащей посередине реки скалы и - все! Впереди улово и обед.
Готовится следующая пара катамаранов. Экипажи готовы. Равнодушных зрителей здесь нет. Каждому предстоит попробовать свои силы в борьбе со стихией. На берегу остаемся только мы с Ильей, Яна и загрустившая Саша, за которую я пока еще боюсь: переохлаждение может вызвать рецидив.
Пошла следующая пара: Лешина "двойка" (Сашу заменила Валя) и "четверка" с Илюшиными родителями, Толиком и Гаражом. Оба экипажа не впервые видят пороги, не раз участвовали в соревнованиях и поэтому не испытывают особого волнения, только возбуждение от предстоящей интересной работы.
Тактика у них разная. Леша, промчавшись по струе между камнями, аккуратно обходит бочку сбоку и, рискованно поставив баллоны боком к направлению течения, благополучно минует прижим. На "четверке" экипаж состоит из любителей острых ощущений, но избыточное безрассудство уравновешивается разумной осторожностью. Стремительно проносятся они по изгибам струи, минуя острые камни, и падают в бочку, слегка зависнув на камне; цепляясь за пену веслами, выходят из белой мглы и тихонько крадутся, стараясь перехитрить реку. Но вот резко и быстро заработали весла, и "четверка" стремительно выскакивает на спокойную воду.
Теперь очередь новичков. Для них это первый в жизни порог, но не последний. За ними, страхуя младших, идут Эдик с Саней Скорохватовым.
Первая ступень порога Щеки осталась позади. Все катамараны подогнали поближе к костру, расположились с чашками на обед. Леша, включив камеру, интересуется первыми впечатлениями.
- Дима, ну как порог?
- Да, так себе порожек. Точнее, фигня, а не порог.
Валя уточняет:
- Это - первая ступень. Дальше будет круче.
И надо же такому случиться, что именно для них, Вали с Димой, вторая ступень - длинный, почти километровый, узкий каньон с двумя бочками на входе и сильным прижимом в самом узком месте, окажется наиболее неудачной. Их катамаран, спортивное "Шило", самый легкий с низкой осадкой. Казыр нес его словно перышко, затем вдруг с размаху швырнул в выбоину на каменной стенке, намертво припечатав к ней Валю. Дима немедленно спрыгнул с катамарана и облегченный баллон, как поплавок, выпрыгнул из воды. Баллон с Валиной стороны опустился на воду, освободив пленницу. Не мешкая, Дима с силой оттолкнулся от стенки, и катамаран вынырнул из-под каменного навеса.
Долго еще потом "отцветали" всеми цветами радуги синяки на Валиной ноге.
Андрей Козлов, водник - каякер, "танцует" на волнах порога, наклоняясь боком к самой воде, отталкивается веслом, лихо взмывает вверх по водосливу и, элегантно развернувшись, исчезает во вспенившейся бочке. Нос каяка прорезает волну насквозь, и Андрей выгребает со струи на спокойную воду. Круг закончен. Начинается новое "па".
Каяк (одноместная спортивная байдарка с одним веслом) у Андрея свой, не клубовский. Голубая спортивная модель "Квадро" уже много повидала вместе со своим владельцем. Укороченные корма и нос - результат неудачных прохождений. Нос потеряли, когда Андрей, запихнув его однажды, под бочку, пытался выкатиться из нее на "свечке", т.е. поставив каяк вертикально, но каменистое дно оказалось слишком близко.
У Сергея Анатольевича каяк разборный, натягивается на складной каркас. Спокойно, без излишней бравады миновав порог, он привязывает каяк на катамаран, намереваясь продолжить путешествие на более надежном судне.
Вторая ступень оказалась не легче первой, но перетаскивать вещи слишком далеко, и Сергей Анатольевич решает сплавляться вместе с грузом.
Я прикидываю, что будет легче для Саши: идти через лес целый километр, перебираясь через поваленные деревья, спускаясь и поднимаясь по оврагам, по бездорожью, или сплавиться, сидя на катамаране с рассудительным Лешей, который зря рисковать не станет. Склоняюсь к последнему.
Саша благодарит меня особенным блеском повеселевших глаз, одевается потеплее (не дай бог сейчас переохладиться!), поверх теплых вещей - непромокаемый костюм. Ну, с Богом! Все должно быть хорошо, уговариваю я себя.
Народ заканчивает обед, грузится на катамараны и исчезает в каньоне. Четыреста метров бешеной скачки по волнам быстротока. После правого поворота русло сужается, образуя уже не просто волны, а водяные валы. Каменные стенки коридора возвышаются на восемь-десять метров.
А вот и слив с бочкой справа и прижим по левому берегу, где так не повезло Вале. Препятствий больше нет, но река продолжает течь в узком (не более пятнадцати метров) каменном коридоре с высотой стенок пятнадцать-двадцать метров.
После левого поворота стенки расступились. "Щеки" закончились.
:Заканчивается порог шиверой. Это каменистый участок русла реки с быстрым течением, небольшими глубинами и беспорядочно разбросанными подводными или выступающими из воды камнями. Здесь нет преимущественного потока воды - струи, зато есть и стоячие волны приличной высоты, и косые сливы, и все это настолько перемешано, что пока пройдешь шиверу, натрясет так, будто проехался по гигантской стиральной доске или ужасно разбитой грунтовой дороге.
Я, оседлав поудобнее один из рюкзаков, привязанных к раме между баллонами, одной рукой крепко обхватываю Илью, пряча его от захлестывающих волн, а другой судорожно цепляюсь за каркас рамы. Илья выныривает из-под руки, с восторгом орет, перекрикивая неистовый шум воды:
- Къёвые качавки!
Кому "качалки", а кого и мутит уже от нескончаемых асинхронных колебаний.
Заморосил мелкий дождик. Сверху вода, снизу вода...
И вдруг все кончается, как отрезанное невидимым занавесом. Дождь остался над порогом, вода в реке гладкая, как в стакане. Небо чистое, будто только народилось на свет. И огромная, через все небо, высокая, крутая и яркая, как в детской книжке последних изданий, радуга! Словно зачарованные, смотрим на это чудо, замерев в стоячей воде. Сергей Анатольевич успевает снять ее на видеокамеру, но, как оказалось, оригинал был куда более великолепен.
После Щек флотилия растянулась на несколько километров по реке. Саша Скачков и Андрей Козлов снова и снова забрасывают удочки, но рыбачить с катамарана не очень удобно: того и гляди, зацепишь на крючок вместо рыбины чьи-нибудь штаны.
Заметив явно рыбное место, мы причаливаем к подножью довольно высокой горы с крутым склоном, вплотную подступившим к воде. Саша достает еще две удочки, и три рыбака (Саша, Таня и Толик) расположились на узеньких карнизах скалы.
Место для рыбалки оказалось исключительно неудобным. Размахнуться в забросе не позволяют нагромождения валунов. Но уйти отсюда было свыше наших сил.
В прозрачной воде вблизи от берега стояла большая стая хариусов. Завидев мушку, то один, то другой смельчак подплывал поближе, внимательно осматривал добычу, и, обманувшись искусно сделанным муляжом, кидался на крючок.
:Из-за поворота показалась "двойка" с Эдиком, Скорым и Андреем Козловым. Знаками показав им, что здесь есть рыба, мы оказались свидетелями оригинального способа ловли хариуса.
Андрей, почувствовав, что рыба на крючке, подводит ее близко к баллону. Ребята бросают весла, и Эдик, экипированный в хлопчатобумажные перчатки, ловит скользкую, верткую рыбу, которую резко выдергивает Козлов. Он так старается не упустить пленницу, прижимая ее к животу, что у несчастной ломаются ребра, и она теряет "товарный" вид.
Одной из рыбешек удалось проскользнуть между пальцами. Эдик отважно, не раздумывая ни секунды, ринулся за ней в воду. Скорый, оправдывая свое прозвище, моментально среагировал и в последний момент успел схватить Эдика за ноги. Услышав возню за спиной, оглянулся Андрей и, отбросив удочку, тут же кидается на помощь.
Картинка получилась, как в сказке про репку: Андрей - за Сашу, Саша - за Эдика, Эдик - за рыбку.
Изобразив немыслимый акробатический этюд, Эдик извлекает из воды рыбешку. Он счастлив, победно улыбаясь, являет свету помятую беглянку. У бедолаги переломаны ребра, измочалено брюшко. Да, видок неаппетитный! Эдик смущен. Скорый заливается смехом, упав на баллон, напрочь игнорируя строгое рыбацкое правило о соблюдении тишины. Обалдевшая от такой наглости стая рыб вмиг исчезла в прозрачной глубине.
К вечеру этого же дня, последнего дня лета, прошли еще один порог - Верхне - Китатский. Он возник неожиданно - мы едва успели причалить к берегу. Река вдруг разделилась на два рукава, огибающих большой остров с черничником и массой нетронутых ни зверьем, ни людьми ягод. Об этом сообщил нам Сергей Анатольевич. Он сгонял туда на каяке, чтобы осмотреть проходимость левого рукава, скрытого за островом.
Сам порог небольшой, всего-то метров двести, но совершенно непроходим для катамаранов даже при такой высокой воде. Наши знатоки несколько раз прошли вдоль берега, прикидывая и так, и эдак, но камни - огромные скальные выступы, торчали так часто и неудобно, что, осмотрев левую протоку, решили не рисковать и прйти по ней.
Здесь порог больше походил на шиверу, но на выходе, прямо посередине потока, возлежал громадный плоский булыжнище, на который и закинуло "четверку" молодых. Ребята в растерянности сидели на своих местах, пока кто-то из проплывавших мимо старших не посоветовал:
- Спрыгивай на камень, сталкивай!
Артем так и сделал, едва успев заскочить обратно на баллон уплывающего катамарана.
Нам с Ильей повезло больше всех. Во время всей этой суеты с выбором лоции и сплавом, мы от души наелись на берегу черники. Папа Саша, увидев синие губы сына, спросил:
- Илья, а мне черники?
Несказанно удивившись прозорливости отца, Илья, однако, ничуть не смутился.
- Хочешь? А нету!
И похлопал себя по животу, здесь, мол, вся ягода осела.
На ночевку собирались встать сразу за порогом. Уже разгрузили часть багажа, но тут выяснилось, что места хватит лишь на пару палаток и костер. Пошли ниже. В спешке Эдик со Скорым забыли забросить на катамаран топор и рюкзак Козлова, который сплавлялся на каяке.
Место для ночевки нашли в двух километрах ниже по течению. Лагерь ставили уже в сумерках. Снова припустил дождь, не позволив высушить мокрую после порогов одежду.
Утром первого сентября нас разбудило скудное на тепло солнце. Натолкав в животы уже изрядно надоевшую кашу, ребята сняли лагерь и уплыли на Базыбайский порог, расположенный в тридцати километрах ниже по течению. Я осталась у костра просушивать образцы, так как погода стояла сырая, семена складывали в пакеты влажными. Если они не прорастут, то заплесневеют обязательно. А это означало бесполезность всех затраченных усилий.
Андрей Козлов, мой бессменный помощник в экстремальных ситуациях, помогал поддерживать жаркий огонь и гасить искры, отлетавшие на пакеты. Эдик и Скорый ушли за вещами на Верхне-Китатский порог.
К обеду сгустились тучи, и снова пошел дождь. Мы с Андреем едва успели спрятать в непромокаемые мешки подсушенные образцы. Вскипятили чай с золотым корнем, открыли банку консервов - обед на четверых, собрали веши. Ждали только Эдика с Сашей.
Они вернулись вскоре, мокрые и грязные, с забытым у порога рюкзаком и топором. Немного подсушились у ярко пылавшего костра, перекусили и заторопились догонять основную группу. Фонарика у нас с собой не было, а зарядивший дождь обещал темную ночь. Перспектива ворваться с ходу в печально знаменитый порог среди ночного мрака нас не прельщала, и мальчишки гребли, не полагаясь на скорость течения.
Бочуринский перекат и Спиридоновские щеки немного покачали на невысоких беспорядочных волнах. Андрей пытался рыбачить, но дождь пошел всерьез и надолго. Вскоре нам уже хотелось только одного - увидеть, наконец, катамараны на берегу.
Желание сбылось неожиданно быстро. Через четыре часа, отмахав тридцать километров, с неослабевающим вниманием всматриваясь в мутные силуэты берегов, мы увидели сквозь сплошную дождевую завесу расплывчатые цветные пятна по правому борту. Сворачиваем к берегу. Сомнений нет - это наши!
Причаливаем. Вытаскиваем подальше к лесу катамаран, привязываем его чалкой к дереву и, подхватив немудрящий груз, спешим в лагерь к костру, к палатке.
На берегу замечаем прикованные цепями две большие деревянные лодки. Против наших катамаранов они кажутся пароходами. Это первый, встреченный нами на Казыре, признак обжитости местности.
Через лес влево уходит широкая тропа, а рядом - самый настоящий волок: через равные промежутки поперек тропы уложены небольшие бревнышки, по которым и волокут лодки, обходя порог. Как в пятнадцатый век попали!
За порогом река разлилась очень широко, метров на сто-сто пятьдесят (по карте ее ширина в этом месте 127 метров). На пологой песчаной отмели, прижавшись к лесу, подальше от воды расположились палатки. Под натянутым тентом - неизвестно кем и когда сооруженный стол. На костре варится ужин. За столом Саша-завхоз с помощниками готовит фирменное праздничное блюдо - походный тортик, ведь сегодня День Знаний. В тортик идут раскрошившееся, а потому непригодное для дележки печенье, крошки от сухарей, остатки масла и сгущенное молоко. Все это хорошо перемешивается, лепятся двадцать колобков, которые укладывают в котелок и опускают в речку. Колобки подадут охлажденными к чаю из сахан-дали.
Днем ребята останавливались на обед в середине перегона, варили уху из хариуса, жгли "пионерский" костер. Мы видели это место, даже причаливали. Песок в кострище был еще горячим, но жареная рыбка нигде не завалялась:
Вкусный ужин с тортиком напомнил о доме. Разговор за столом переходит в область мечтаний, кто чем в первый момент после возвращения будет заниматься. Но, как ни странно, фантазия ограничивается лишь двумя действиями: поесть жареной картошки с хлебом и помыться в ванной или наоборот, сначала помыться, а потом поесть картошки с хлебом.
Возле палатки "циркачей" Леша с Андреем Козловым разожгли большой жаркий огонь для просушки одежды. В тихо опустившейся ночи еще некоторое время слышны негромкие разговоры. Гитара уже не поддается настройке, но душа требует музыки, и кто-то уносит ее в одну из палаток.
Завтра дневка: штурм порога, возможно, баня, сушка, отдых. Однако, не всем планам суждено было сбыться.
Дождь с небольшими передышками шел уже вторые сутки. Сухих дров в округе не осталось. Дежурные не проявляли особого рвения в поиске дров, остальные считали это делом дежурных, поэтому на костер было жалко смотреть. Он горел только с дополнительным "поддувом" - дежурные сидели у костра с двух сторон и усердно размахивали хобами, поддерживая слабый, нежаркий огонек, который самостоятельно гореть не мог - не хватало ни силы, ни пищи.
Ребята за время водного похода отъелись (продуктов у нас было достаточно), погас нездоровый голодный блеск в глазах, но все равно, растянув желудки, ели много, выскребая котел до дна. Расслабление перешло в откровенную лень. Взаимоотношения, чем дальше, тем больше складывались, скорее, терпимые, чем нормальные. Сказывалось психологическое утомление.
День был сырой и холодный, только к обеду дождь немного приутих, но кругом, куда ни глянь, была вода: мокрые кусты, деревья и трава, мокрая, перенасыщенная и уже не вбиравшая в себя воду земля, влажный воздух. Ночью вода в заливе поднялась и подступила к самому столу, затопив пятиметровую береговую отмель, где накануне вечером причаливали катамараны.
Ребята отсиживались по палаткам, кое-кто бродил по камням над порогом, где на самом высоком месте стоял новый обелиск, поставленный в память о трех погибших в пороге в шестидесятых годах смельчаках-сумасбродах.
Только к вечеру распогодилось, и Сергей Анатольевич собрал всех для осуществления самого значительного события - прохождения Базыбайского порога.
Широкая галечная отмель, куда мы накануне причаливали, теперь до самого леса оказалась залита водой. Громады камней на берегу, по которым мы поднимались на тропу, стали составной частью порога, образовав дополнительный водослив с приличной бочарой.
Теперь Базыбайский порог выглядел так. Перед входом в узкий каньон с высокими отвесными скалами громоздилась поперечная гряда беспорядочно разбросанных крупных валунов, заливаемых водой. Ближе к левому берегу, между двумя выступающими над поверхностью глыбами, образовался мощный слив с большой бочкой. Немного левее и чуть дальше между двумя недавно пребывавшими на суше каменюками возник за одну ночь в опасной близости к каньону еще один слив с бочечкой поменьше. Затем русло резко и сильно сужается. Вода с бешеной скоростью, как в воронку, падает в каньон, вдоль которого протянулся огромный косой вал. Высокая вода несколько усложнила прохождение порога. В таком виде он квалифицировался уже как порог четвертой категории сложности. Но все же, на гребне косого вала можно было при определенной доле удачи и мастерства проскочить каньон, не размазавшись по стенке.
И началось... Солнце быстро опускалось к вершинам деревьев. Светлого времени оставалось совсем немного. Вдруг над рекой прямо из ничего образовался плотный туман, который быстро опускался, ухудшая видимость. Все это напоминало спецэффекты в современном фильме.
Первым, как всегда, пошел Сергей Анатольевич с Джоном. За ними - "четверка" молодняка. Смутными силуэтами, как ежики в тумане, возникли они перед центральным сливом. "Двойка" руководителя падает в бочку, ее круто разворачивает на сто восемьдесят градусов. Видимо, в этой бочке, кроме обратного течения образовалась еще и воронка, так как вода падает в нее сразу с трех сторон. Вырвавшись из бочки, "двойка", сумев развернуться "лицом" вперед, подходит к каньону. Сильный поток подхватывает, катамаран врезается в косой вал. Бешеная скачка волн... Один баллон падает куда-то вниз, второй высоко подлетает вверх. Еще момент - и катамаран перевернется! Но нет, баллоны уже поменяли положение... Еще несколько секунд... и катамаран в тихом заливе.
Молодежь, в точности повторяя маневры руководителя, получает те же "удовольствия". Но длинную "четверку" так корёжат волны, что кажется, рама сломается, не выдержит разнонаправленных змееобразных изгибов гондол. Однако и на этот раз все заканчивается благополучно. Спасателям сегодня, похоже, не будет работы.
Постороннему глазу, наверно, скучен фильм, где несколько раз повторяется один и тот же эпизод. Но мы вновь и вновь с неиссякаемым интересом следим за порогом сверху.
Вот подходят к первому сливу Эдик со Скорым, вдруг резко сворачивают и уходят ближе к берегу, намереваясь, видимо, пройти через другую бочку. Да, она приятнее, без воронки, а обратное течение легко преодолевается, если успеваешь развить хорошую скорость перед сливом. Падение в каньон, и Эдика с головой накрывает волна! Крепко держат стремена, весло, по-прежнему, в руках. Значит, все в порядке. Эдик отталкивается от гребня волны... И вот уже и для этой пары порог позади.
Солнце неумолимо продолжает свое движение по небосклону, край диска уже зацепился за вершины деревьев. Еще немного и темнота завладеет миром. Где же остальные катамараны?
Что-то длинное и темное показалось среди волн. Что это? Каяк? Но у нас нет такого, и весла не видно... Мимо зрителей строго по центру, ни разу не качнувшись, легко прорезая волны насквозь, гордо проплывает топляк - смытая с берега большущая сосна. Красиво сплавилась! Ничего не скажешь. Но где же катамараны?
Еще один топляк...
Ну, наконец! Идет "четверка": папа, мама, Толик и Гараж. Преодолевают гряду боковым сливом, входят в каньон. Катамаран перекашивает сразу в четырех направлениях, один баллон накрывает волной, другой - высоко в воздухе!
- Сбрось корму! - с добавлением непечатных выражений пробивается сквозь грохот воды надрывный крик папы-Саши. Толик беспомощно смотрит вниз: до воды метра два, никак не достать.
В следующее мгновение все меняется. Катамаран относит от стенки. Все.
Катамаран слегка покачивается на спокойной воде залива. Таня ищет стропу лопнувшего стремени. Запоздало думает: "Хорошо, что с внешней стороны порвался, а то вылетела бы щучкой с катамарана". С ней такое уже случалось, правда, в менее сложной ситуации. Но страха нет, только удовлетворение от завершенного дела, да некоторое недовольство - можно было иначе пройти.
В пороге Леша с Андреем Козловым. Андрей, почти вертикально, по-каноистски, загружая в воду весло, подгребает к сливу в каньон. Спокойно, но так же уверенно, гребет Леша. Катамаран "Мерседес", бывший "верблюд", резко ныряет носом вниз. Лешин баллон проходит гребнем. Андрей, получив свою порцию холодного душа, смешно, по-кошачьи, отряхивается.
Снова в пороге "Мерседес". На носу баллонов мелькает всемирно известная эмблема. Теперь Андрей гребет справа, на левом баллоне - Дима. Размашисто работая веслами, входят в каньон. Ого! Вот это волна! Под воду с головой ушел Дима, на гребень взлетает Андрей. Катамаран буквально боком проходит заковыристое место. А у берега уже Леша с камерой. Андрей с Димой улыбаются.
- Гляжу, этот чижик, - кивает головой в сторону Димы Андрей, - где-то там, внизу.
- И как там, под водой Базыбая? - сохраняя солидность, задает вопрос Леша.
- Под водой Базыбая видно рыбу. Ее надо хватать зубами, - смеется Дима.
- Вот с такими глазами, Лешик, - уточняет Андрей, сжимая кулаки, изображающие воображаемые рыбьи глаза,.
- Ты, Дима, вообще классно ушел под воду.
В голосе Леши одобрение. Андрей иронически замечает:
- Это он Ихтиандра вызывал. Где там Ихтиандр проплывает?
Леша подводит итог.
- И все благодаря мне и моему чудесному "Мерседесу".
На этом штурм Базыбая закончен. То ли вспомнив наставления дяди Вовы, то ли после неудачного прохождения Щек, не пошла в порог Валя. Уходят с берега зрители. Со смешанным чувством зависти и сознания преждевременности холодного купания, медленно покидает камни недовольная Саша. Катамараны, как стая тюленей, разлеглись на поляне перед палатками.
От Базыбая до ближайшего населенного пункта около ста километров. Здесь Казыр набрал силу, течет полноводно, широко. Долина далеко отодвинула горы. Высота их уже лишь 800-1500 метров. По левому берегу вдали видна лидирующая высота - Базыбайский белок, поднимающийся на 1882 метра. Все чаще среди деревьев мелькают избы и заимки охотников с лабазами для хранения продуктов и снаряжения. Места становятся обжитыми.
Изменилась и тайга. Вместо непроглядной темнохвойной пихты радуют глаз белоствольные, ажурные березки.
Промелькнул перекинутый высоко над водой трос с люлькой на одном берегу - переправа. И хотя людей еще не видно, присутствие человека выдают то скошенные луга с аккуратными небольшими стогами сена, то выскочившая к берегу невесть откуда дорога с заросшими колеями.
Исчезло ощущение дикости, потерянности среди громадного пространства. Казалось, что вот сейчас, за этим поворотом, на высоком берегу покажутся избы, огороды, овцы или коровы.
Мысли невольно устремились к концу экспедиции. Встретит ли автобус? Как выбраться в город с пятью сотнями на двадцать человек?
Солнце ненадолго приостановилось на очистившейся от туч полоске неба, осветив чистенький небольшой лужок с двумя гладкими, будто причесанными стожками, приглашая остановиться. Но мы, почему-то, плывем дальше - головной катамаран Сергея Анатольевича скрывается впереди за поворотом. А оттуда явственно тянет запахом дыма.
Жилье? Люди?
Да! Вот он, высокий зеленый берег, изгороди и несколько домиков. Как у любимого моим покойным мужем поэта Ольхона - "четыре домика вдоль берега я нашей улицей зову"...
На берегу - старый-престарый дед без зубов, но с новеньким слуховым аппаратом. Из деревни спешат люди - девушка лет двадцати в спортивных брючках и свитерочке машинной вязки и какой-то нелепо важный неулыбчивый мужчина средних лет, оказавшийся местным начальством.
Дед громко кричит, размахивая руками:
- Я-то свою бабку встречать вышел, а тут, гляди-ко, целая флотилия причалила! И бабок-то сколько! Выбирай, каку хошь. Хошь тебе молодка, а хошь и стара.
Мы причаливаем, кучкой сбиваемся на берегу, смеемся вместе с говорливым дедом.
Оказывается, это место называется "Верхняя тридцатка". Здесь метеостанция, есть радио, телевизор и даже видео и местный "комок" (торговая точка) у начальника метеостанции. Он тут вроде удельного князя или, по-теперешнему, "нового русского". У него деньги - зарплата работникам, у него же и товары, которые привозит из города сын. Вот как! И здесь коммерция достала!
Быстро смеркается, снова опускается густой туман, надо срочно искать место для ночлега. Сплавляемся ниже деревни еще километра на полтора. Вода стоит высоко, подтопив берега до самого леса. В темноте привязываем к деревьям катамараны.
Место удивительно неудобное, но искать другое уже нет времени. Кругом высокая сырая трава. Туман конденсируется в воздухе крупными каплями, обнимая людей мокрым пологом, дышит в лицо прохладой. Что-то вода уже начинает надоедать. Хочется тепла и сухой одежды. Но костер у молодых дежурных горит едва-едва.
Среди потемневших от дождя деревьев возникает временное поселение. Леша и Андрей Козлов, переодевшись и закончив обустройство своих палаток, неодобрительно оглядывают чуть дышащий огонек костра и съежившихся вокруг ребят. Молча берут топоры и разводят в стороне большой костер для сушки и обогрева.
Я спускаюсь к реке, ополоснуть перед ужином чашки. В темноте среди клочьев тумана проступают призрачные силуэты катамаранов. Все вокруг какое-то ненастоящее, и ты сам будто не ты, а зритель стереофильма.
Под водой, словно одежда утопленника, шевелятся стебли каких-то растений. Машинально срываю пучок травы. Резкий запах мяты вдруг врывается в сырую вечернюю свежесть. Какая удача! Заварка для чая у нас уже кончилась, и мята будет очень кстати. Обламываю по пути несколько побегов смородины, определив ее по усилившемуся запаху, и несу все дежурным для ужина.
В полной темноте возвращаются из деревни Толик, Дима и Сергей Анатольевич. Чудом не разлитое молоко в котелке без крышки, сметана, хлеб, свежие огурцы - это все дежурным, которых оттеснила женская часть экспедиции. Склонившись над мешком с огурцами, девочки дружно крошат овощи в чашки, и через четверть часа аппетитно пахнущий салат с густой деревенской сметаной созвал без колокола ребят на ужин.
"Гонцы" сообщают потрясающие новости. Оказывается, пока мы тут блаженствуем, наслаждаясь общением с Саяном, в стране, без нашего ведома и участия, происходят немыслимые события. Еще 17 августа курс доллара за один день стремительно вырос. В природе такое бывает - пройдут дожди в горах, и вода в реках на глазах прибывает, но чтобы курс, да еще за один день! Открылся какой-то коридор неведомо куда, в результате неимоверно подскочили цены, причем не только на импортные товары, но и на свои, отечественные.
Известие неприятно поразило, особенно та его часть, где говорилось про цены, но ввиду отдаленности не смогло пока лишить сна. И вскоре лагерь притих и совсем исчез в тумане.
Четвертое сентября. Последний день сплава. Он напоминал, скорее, сплав по Мане, так как эта часть реки отличалась оживлением. Сначала мы причалили у деревеньки из двадцати домов со странным названием "Нижняя тридцатка". Это тоже примечательное место.
На берегу среди широкого луга стоит монумент в виде трех рельсов, устремленных в небо. От этого памятника выложенная плитками тропа уходит в лес, где поднимается к кладбищу и огороженной могиле с памятной мемориальной доской. На ней высечены последние строчки из дневника А. М. Кошурникова.
Могильным холодом веет от жутких слов, повествующих о последних часах жизни легендарной тройки, описывающих смерть Журавлева, затянутого вместе с плотом под казырский лед. Злая река! Двести метров не дополз до жилья и сам начальник экспедиции, 37-летний Кошурников. Третий участник, рабочий Стофато, замерз на льду Казыра, холодным ноябрьским утром. В тяжелые военные годы искали геологи путь для железной дороги. Героические люди! Трагические места!
У пирамидки с барельефом А.М. Кошурникова лежат свежие цветы. Красная лента от Красноярской железной дороги совсем новая, еще не успела выцвести. Прошло 56 лет, но могила не забыта даже в такой далекой глуши, как эта.
Кто и когда выложил на могиле стенку из камня и цемента? Как появились на крутом берегу тяжелые мраморные плиты? Как вообще узнали о смерти изыскателей, если все они погибли, причем в такое время года, когда в этих безлюдных местах нет еще даже охотников?
Молчаливой вереницей мы спускаемся от могилы на берег.
Из деревни Сергей Анатольевич с двумя мальчишками несут свежий домашний хлеб, ведро с молоком и помидоры. Хлеб делится по четверти булки на человека. Какая роскошь!
Из леса на луг вышли коровы, рыже-белые, упитанные. Добрые глаза смотрят с любопытством. Ну, как же не сфотографироваться рядом с коровкой, к тому же, если видишь ее впервые в жизни так близко! Илья без страха протягивает скотине руку с хлебом. Мягкие губы коровы щекочут ладонь. Замечательный кадр! Довольны все: ребенок, животное и фотограф.
По реке снуют лодки. Конечно, это не Енисей, но мы уже далеко не одни. Для местных жителей наше появление - событие. Приветливо машут, оглядывая непривычные для этих мест суда.
Плавное течение воды убаюкивает и мысли, и глаза. Как призраки плывут в полудреме катамараны среди то возникающего, то исчезающего тумана и дождя. Тишина неправдоподобная!
Я сижу на месте левого переднего гребца, с грустью смотрю по сторонам, стараясь удержать в памяти медленно проплывающие мимо луга, исчезающие в бескрайней дали силуэты лесистых гор. Красота и покой неимоверные!
Медленно текут мысли. Лениво движется вода.
Впереди что-то ослепительно сверкнуло. Сплошная рябь от берега до берега... Катамаран закачало на мелких волнах. Я не большой знаток речных причуд, но это, должно быть, мель или шивера.
Задумчивость будто ветром сдуло. Тормошу спящего с Ильей в обнимку папу Сашу.
- Саша, вставай, давай меняться местами. Там впереди что-то странное.
- Да ты не бойся, там шивера, - глянув одним глазом, снова прячется он под тент. - Бери весло.
Но мне почему-то весло брать не хочется. Из-под укрытия высовывает мордашку Илья, радостным ожиданием горят глаза.
- Баба, снова качайки?
- Да, Илюша, опять, - смеюсь я, стараясь удержать подступающую тошноту.
Начались трехступенчатые Убинские пороги. Первая ступень - безбрежная шивера с полутора - двухметровыми волнами. Впереди справа на берег выступает из леса отвесная четырехметровая скала.
Успеваем причалить в относительно спокойной заводи. Командиры экипажей с Сергеем Анатольевичем уходят на разведку.
Я с трудом сползаю с катамарана, неловко оступаюсь, перебираясь на берег. Сразу у берега приличная глубина. Холодная вода приводит в чувство, с глаз спадает пелена. Схватившись за кусты, благополучно выбираюсь на берег и исчезаю за деревьями. Илья испуганно смотрит вслед.
- Мама, бабе п-охо?
- Все нормально, сынок. Бабу немного укачало.
Порог решили проходить, не разгружаясь. Он не похож на все, что мы видели до сих пор на Казыре. Вместо узкой, зажатой скалами стремнины здесь - широкий водный простор с множеством крутых сливов, бочек и огромными валами кипящей воды. Каждый катамаран выбирает себе свой маршрут. Кто-то обходит опасные места, лавируя между камнями. Искатели приключений и желающие еще раз испытать ни с чем не сравнимые ощущения, идут по струе.
Это последний порог на нашем маршруте, который мы преодолели, можно сказать, уже с легкостью. На Казыре есть еще один порог - Гуляевский. На берегу залива перед ним нас должен ожидать автобус. Но штурмовать тот порог мы не будем, только посмотрим на него с берега.
Искрящаяся, вздымающаяся волнами рябь вновь сменяется гладкой, почти стоячей водой. Справа по берегу поднимается деревянная лестница. Здесь уже не деревня, а целый поселок с настоящим магазином. Это - Жаровск. Покупаем печенье, конфеты, достаем консервы и устраиваемся на берегу на "перекус".
В тридцати километрах от Жаровска в глубине тайги находится известный в Красноярском крае и за его пределами "город Солнца", где живут виссарионовцы. Позже мы часто будем встречать одетых в светлые одежды и длинные юбки женщин, чистеньких детей и бородатых молодых мужчин со светящимися глазами на отрешенных лицах, бредущих по обочине дороги с небольшими рюкзачками. Много разных историй услышали мы о них: где правда, где вымысел - поди разбери.
А пока наш путь лежит дальше, вниз по реке до Гуляевского порога. Нам надо быть там не позже завтрашнего утра, а значит, лучше сегодня. Настраиваемся на длинный перегон, но уже через четыре часа после полудня входим в очень широкий залив. Это и есть конец нашего маршрута.
Будто специально для нас весь вечер и следующий день солнце светит по-летнему жарко. Дождя будто и не бывало.
Последняя ночь у костра. Спать не хочется. Долго не расходимся, гитара переходит из рук в руки. В котелке не раз закипала вода для чая.
Ярко мерцают звезды на высоком небе, взошла луна. Шумит, вспенившись, в извечной борьбе с камнем зажатая в узком каньоне вода Гуляевского порога. Вот он какой...
Вот и все. Закончена флористическая разведка обширного труднодоступного горного района Саян. Полторы сотни образцов семян трав уложены в рюкзаке. Вряд ли, судя по тревожным известиям по радио, сумеет организовать наш институт новую экспедицию. Да и эта не состоялась бы, если бы не клуб "Ермак". А вот это самое главное. Несмотря ни на какие государственные коллизии, снова и снова потомки племени саянов идут по горным хребтам. Этот маршрут навсегда останется в нашей памяти. Сотрутся мелочи, забудутся неурядицы, но не забыть величия сибирской природы. И пусть порой она испытывала нас на прочность - это ее право. Зато теперь мы с ней в одной связке: горы, тайга, вода и мы...
Я перечитываю слова из дневника Г.А. Федосеева.
"... я решил выйти на седловину, попрощаться с горами, которые мы покидали с болью в сердце. Тяжело расставаться с Саяном, с его дикой природой, с курчавыми хребтами и с мрачными ущельями, по дну которых бегут неуемные ключи. Наша первая цель - проникнуть в глубину этих гор - достигнута. Но обстоятельства сложились не в нашу пользу, и мы должны прервать свое путешествие, хотя для продолжения работы наступило лучшее время. Многое остается незаконченным, неисследованным, а самое интересное и таинственное, кажется, прячется там, куда мы не смогли пробраться. Но не все потеряно. Предстоит большая более сложная работа по освоению этих гор. Саяны для советского человека - край неисчерпаемых возможностей, нетронутых богатств. Много еще придется поработать тем, на долю кого выпадет задача обуздать дикую природу и отобрать для народа сокровища, хранимые в Саянах. При мысли, что нам, быть может, не придется вернуться сюда, чтобы продолжить борьбу, стало грустно. Прощайте, Саяны! Мы уносим отсюда неизгладимые воспоминания. Вы покорили нас своими каменными громадами вершин, суровыми цирками с бирюзовыми озерами на дне их, альпийскими лугами, не пуганым зверьем, грохотом водопадов, сумраком кедровых лесов. Мы не отступили, а лишь проявили осторожность и не голод был самой главной причиной - мы привыкли к сухому, пресному мясу, к черемше, но у нас совершенно не было одежды и обуви. Мы до неузнаваемости были изъедены комарами, мошкой, они приносили нам страшные муки. Все это еще не закончилось, немало потребуется усилий, выдержки и терпения, пока мы выберемся в жилое место. Но наша борьба и усилия не пропали даром, и, может быть, они послужат примером тем, кому придется столкнуться с природой центральной части Восточного Саяна".
Им, топографам-изыскателям, так хотелось "обуздать дикую природу и отобрать для народа сокровища, хранимые в Саянах". То были счастливые времена, когда человек свято верил в свое могущество. "Мы не можем ждать милостей у природы. Взять их у нее - наша задача". Эти мичуринские слова были девизом целого поколения.
Сейчас другое время, и задачи другие. Теперь куда более важно сохранить нетронутой дикую природу Саян, чтобы еще не одно поколение могло зачарованно смотреть на неправдоподобно белые мраморные горы, каменные громады вершин, суровые цирки с бирюзовыми озерами, на альпийские луга, грохочущие водопады, кедровые леса, которые шестьдесят лет назад покорили федосеевцев. "...Какое неизъяснимое наслаждение быть в плену у первобытной природы, зримо ощущать ее величие, чувствовать ее прикосновение, дышать ее жизнью!"
Сокровища Саян - это сами Саяны. Пусть же и у следующих поколений будет возможность получить свою долю адреналина, преодолевая себя, покорять этот неприступный край, но не "обуздывать" и не "отбирать" у Саяна его великолепия и первозданности. Пусть он останется вечным источником исходного, изначального, даря людям понимание красоты.
Эпилог
Прошло два года. В российских и зарубежных научных сборниках мною опубликованы статьи о результатах экспедиции. Яна Сильвестрова выступила с докладом по материалам Саяно-Казырского похода на районной конференции школьников и принесла в клуб наградной "Диплом".
На селекционном поле Красноярского НИИСХ ветер играет нежными листочками листьев саянских трав, цепко закрепившихся корнями в непривычно мягкой и богатой пищей земле. Я прихожу сюда с полевым журналом, провожу привычные наблюдения за ростом и развитием растений, собранных в Саянской экспедиции, и незаметно возвращаюсь мыслями в то благословенное время. Мелькают кадрами слайд-фильма, врезавшиеся в память моменты. Вот неторопливый Кан и марал, замеревший на берегу великолепным изваянием, вот бескрайние просторы горной страны с убегающими в бесконечную даль рядами хребтов. Запомнились и зеленые кузнечики, и неправдоподобно крупные хариусы Казырского верховья...
И в сердце вновь звучит тревожный и манящий, вечный зов неизведанных просторов саянских гор. Его слышу не только я. Чуткие души моих молодых, теперь уже заметно повзрослевших соратников по экспедиции также беспокоит этот идущий из призрачной дали призыв. И тогда мы встречаемся, в который уже раз смотрим Лешин видеофильм, и вспоминаем, вспоминаем...
И строим планы новых походов.